Хождение встреч солнцу. Путешествие из Тотьмы в Калифорнию
1. « Тот город, старинный и тихий,
Отрадно заброшен и глух…»
Трудно поверить сегодняшним молодым тотьмичам в невероятную историю своего захолустного городка, стоящего на пересыхающей год от года реке Сухоне, с его пыльными улицами, лопухами и крапивой на пустырях, наполовину разрушенными храмами …
Как поверить, что два с половиной века назад Тотьма была метрополией Русской Америки, что Тотьма – город бесстрашных удачливых мореходов, снарядивший двадцать экспедиций в Тихий океан к восточным берегам Северной Америки, еще вчера была признанным богатейшим русским городом…
Сегодня и вообразить это невозможно: путешествие в 10 тысяч верст, полное смертельной опасности по ледяным дорогам северных и сибирских рек, сквозь глухие урманы Восточной Сибири, горные хребты к Охотскому морю, а далее через ревущий штормами Тихий океан на построенных своими руками шитиках и галиотах к Аляске, Алеутским, Командорским, Лисьим, Сандвичевым и Гавайским островам… Сказка какая-то!
…И вот мы, трое коренных вологжан, из которых двое имеют московскую прописку, торим дороги под гулкими сводами международных аэропортов в поисках следов наших далеких предков на американском континенте.
Владимир Колычев - выходец из Тотьмы, профессиональный музыкант, закончил Вологодское музучилище. Он президент культурно-исторического общества «Русская Америка» в Москве. Русско-американская тема для него, можно сказать, - смысл существования. Более двадцати лет он собирает материалы, факты, биографии людей русских и американцев, увлеченных этой удивительной историей, проводит совместные мероприятия, хлопочет о восстановлении памятников славного исторического прошлого тотьмичей, при этом то и дело летает на Аляску, в Америку, «кроя из блохи голенище», поскольку его семейный бюджет денег на такие полеты не предусматривает. Володя работает на одном из предприятий Москвы охранником, чтобы больше времени оставалось для занятий общественно полезным, но, увы, неоплачиваемым трудом.
Владимир Ильин - оператор программы «Время» Первого всероссийского канала, мой коллега и друг, с которым я, Ваш покорный слуга Анатолий Ехалов, обколесил, снимая документальное кино, по крайней мере, половину нашей необъятной матушки России.
…Пять часов стремительной езды от Кривого переулка в Вологде до Шереметьева, еще час на регистрацию, посадку и вот уже тает в дымке под крылом утреннего «Боинга» столица. Летим на Запад, вопреки тому, что предки наши ходили встреч солнцу. Но современная транспортная логистика считает пока это направление наиболее выгодным.
Тринадцать часов над Европой, морями и океанами, посадка с пересадкой в многоголосом аэропорту штата Атланта. Вавилонское столпотворение языков, рас, стилей, от которого берет оторопь. Бывалый в Америке Колычев и тот потерял голову, непонятно зачем, почти насильно вручив свой билет первой попавшейся на глаза темнокожей служащей аэропорта, которая отправила его, как негодную бумажку в урну с мусором.
Осознав, что билет его пропал, бледный Колычев, путаясь в языках, безуспешно пытался вернуть проездной документ, объясняясь с администраторами порта. Наша поддержка еще более усугубляла всеобщее непонимание. Скоро отчаявшийся Колычев, лег обреченно на скамью, сложил на груди руки и смежил веки.
Видимо, нам придется оставить его здесь и отправиться в Калифорнию одним. А несчастный землепроходец Колычев так и будет жить неприкаянно под этими гулкими вавилонскими сводами, как человек Вселенной, не принимаемый и не признаваемый ни одной стороной.
До вылета в Сан-Франциско оставалось не более часа. И я подумал не без зависти о наших предках-землепроходцах, упорно стремившихся на восток, не имевших при себе ни виз, ни загранпаспортов, тем более, проездных документов…
Еще два дня назад были мы в Тотьме, любовались дремлющими в лучах заходящего солнца развалинами громадного Спасо-Суморина монастыря. Мы любовались белоколонными руинами, пока сумрак не накрыл землю. Высыпали на небо частые звезды, и мир стал волшебным. Монастырь показался таинственным странником, большим «летучим голландцем», плывущим средь созвездий, галактик, неведомых миров… А где-то в глубинах его подземелий - трюмов, лежала забытая и заваленная мусором революций и преобразований наша история. Кто-то из умных людей заметил: «Если из истории убрать всю ложь, то это не означает, что там останется одна правда. Может случиться так, что там не останется ничего…»
Нечто подобное случилось и с историей уникального, славного города Тотьмы, которая начала открываться нам лишь в семидесятых годах прошлого столетия. Для меня этим открывателем стал тотемский краевед Станислав Зайцев. С ним меня связывали многие годы дружбы и сотрудничества.
…Тихим солнечным утром уходящего бабьего лета в Тотьму прибыл под парусами Петр-1. В городе сладко пахло дымком сжигаемой картофельной ботвы, по кухням стучали сечки - женщины солили капусту к зиме, на деревянных мостках в тени блестел не растаявший к полудню иней, улицы были щедро осыпаны золотом облетающей листвы, а над каменным спуском к Сухоне висел огромный плакат «300 лет Российскому флоту».
У Петра был накладной парик и жесткие, наверное, сделанные из конского волоса усы. Приплыл он на сплавном катере, борта которого были обшиты под старину крашеной фанерой, а к мачте привязана жердь, на которой трепыхались сооруженные из простыней паруса. Но бочка с вином, выкаченная по велению «царя-амператора» оказалась большой и настоящей, и вино в ней натуральное – тотемское клюквенное.
Поводом к этому визиту было событие исключительное - в Тотьме открывался во Входоерусалимской церкви музей мореходов – давняя и страстная мечта Станислава Зайцева.
Впервые завели меня дороги в этот убогий городок с названием, от которого веяло захолустной тоской: То - тьма, дождливой осенью 1978 года. Косые деревянные заборы, темные от непогоды бревенчатые дома, густо замешанная грязь на улицах, мутные воды реки под обрывом, порушенные обезображенные церкви. Тогда-то я и познакомился со Станиславом Зайцевым, весь облик которого – рыжая шевелюра, рябое лицо, задиристый взгляд – напоминал лихого портового парня. Мы сидели с ним на крылечке его дома с прохудившейся крышей и подгнившими венцами, на коридоре в корыте стирала белье его жена Галина, хрипло каркала на соседнем дереве ворона, а Станислав рассказывал удивительные вещи о краях, где растут гигантские секвойи, тропические пальмы под которым гуляют радужные павлины…
- Что такое двадцать морских экспедиций в Америку для такого города? - спрашивал Станислав. - Это пятая часть всех известных. Сравни: Великий Устюг с его всемирно известными землепроходцами Семеном Дежневым, Ерофеем Хабаровым снарядил шесть, Вологда – три, Москва – семь, а мы – двадцать! А один из галиотов, ходивших в Америку так и назывался – «Тотьма».
На следующий день тучи исчезли, и солнце, отдавая последнее нерастраченное тепло, преобразило город, открывшийся столь неожиданной стороной.
В центре города возвышалась Входоерусалимская церковь, в которой тогда укупоривали «опиум для народа» - мутный портвейн и вермут.
- Смотри внимательно, - показывал Станислав. - Что видишь ты в этих куполах и шпилях?
Бог мой! Да это же был корабль-парусник, летящий в голубом поднебесье. Я повернулся и увидел среди невысоких строений города еще одну церковь-памятник, вторую, третью, четвертую…
А Станислав указывал еще на одну особенность тотемских церквей: простенки их украшали каменные кружева – картуши – каких, по его утверждению, больше не встретишь нигде.
- Все это и есть тотемский стиль морских открытий, - сказал уверенно и гордо Станислав. - Однажды мне попалась в руки летопись Троицкой церкви, где было сказано, что она построена от «избытков капитала» тотемского купца-морехода Степана Черепанова. Тут же был договор с крестьянином Федором Ивановым. Черепанов заказывал ему «между верхними и нижними окнами клейма сделать – как наилучше возможно…» А потом попался еще один документ – «Сказка тотемского купца Степана Черепанова об его пребывании на Алеутских островах», датированный 1762 годом.
Тотемские купцы и мореходы после благополучного завершения плавания и «избытков капитала», которые приносили им плавания к берегам Америки, украшали город церквами, похожими на парусники и клеймили их клеймами, какими обычно украшались мореходные карты. Это бы символ счастливых плаваний, и таких каменных символов-кораблей в округе насчитывалось более двадцати…
2. У берегов оскаленных Аляски
История Русской Америки начиналась, можно сказать с большой долей уверенности, в пятнадцатом веке с развития в Тотьме солеваренного промысла. Именно к этому времени относится найденная в архивах городского музея грамота – наставление «Как делать рассольную трубу». Трубы эти, сооружаемые из стволов осин, иногда уходили в глубину до двухсот метров!
В XVIII веке город достиг наивысшего расцвета. Тотьма преображается: возводятся новые храмы, жилые дома, лавки, амбары, благоустраиваются улицы, организуются различные торговые компании.
И вот направляясь на Камчатку, через Тотьму проходит первая правительственная экспедиция В. Беринга и А.И. Чирикова. Было это в феврале 1725 года. Событие это живо обсуждалось в домах тотьмичей. Капиталы требовали применения, манила Сибирь.
Спустя некоторое время вслед экспедиции потянулись в Сибирь, на Тихий океан купцы и посадские люди. В 1747 году тотемский купец Федор Холодилов, объединившись с иркутским купцом Никифором Трапезниковым, снарядил и отправил на промыслы к берегам острова Беринга судно «Иоанн». Это было началом славного географического освоения тотьмичами новых земель и Русской Америки.
Вслед за ним в 1758 году отправляют в океан свои снаряженные суда тотемские купцы братья Григорий и Петр Пановы. На их долю пришлась большая часть всех русских промысловых экспедиций. Они снарядили одиннадцать походов на Алеутские острова и Аляску. Среди мореходов того времени тотьмичи Тимофей и Семен Мясниковы, Степан Черепанов, Петр Рохлецов, Степан Корелин, Арсений Кузнецов и др. XVIII век для них был золотым.
Заслуга тотемских мореходов неоценима и в области географической. Они открыли и обследовали Андреяновские острова, острова Акун, Унга, Кадьяк. Тотемский посадский Петр Шишкин известен как первый составитель карты островов Алеутской гряды, подытоживавшей русские открытия в Тихом океане за 20 лет. Эта карта была высоко оценена М.В.Ломоносовым.
В 1780 г. с образованием Вологодского наместничества Тотьма получила статус уездного города. Екатерина II утвердила герб Тотьмы - черная лиса на золотом поле в знак того, что «жители сего города в ловле сих зверей упражняются».
…Позднее в Тотемском краеведческом музее читал я «Сказку» Степана Черепонова, найденную Зайцевым в макулатуре, которую везли на сдачу школьники. Я читал эту «сказку» и, казалось мне, что я слышу и крик чаек, и шум морской волны, хлопанье полотнища русского стяга на ветру.
«1762 году августа третьего дня в канцелярии Охоцкого порта тотемский купец Стефан Яковлев сын Черепанов сею сказкою показал…»
«…И построили мы на реке Камчатке по позволению Большерецкой канцелярии судно «Захария и Елисаветы» шести печатных саженей в длину и шести с половиной аршин в ширину для мореходства. И 29 сентября 1759 году всего сорока двух человек, да один камчадальский сын, который был взят отцом его с собою из устья Нижней реки, вышли мы в Тихий окиян. И держали мы курс «Ост - Зюйд-Ост», покуда не пристали к большому острову до ста верст в длину, нареченному нами на карте Командорским. На том острове остановились по поздости и зимовали, и в зимовке имели промысел морских коров для пропитания».
Мне казалось, что я видел с высоты птичьего полета просторы Охотского моря с диковинными берегами, с дымящимися вулканами и горячими гейзерами, тайгой без конца и края. Видел ревущий штормящий океан, острова с птичьими базарами на скалах и тюленьими лежбищами. Коряков и чукчей, промышлявших китовой охотой…
А потом попалась книга Василия Берха «Хронологическая история открытия Алеутских островов, или Подвиги Российского купечества», изданная в Санкт-Петербурге в 1823 году.
Писана она во многом со слов тотемских мореходов и промысловиков, оставшихся в живых в этих странствиях по океану. Не удержавшись, привожу здесь характерный отрывок из этой книги:
«…8 декабря к вечеру неожиданно пришли к Коровину три камчадала с «Захария и Елизаветы» и «объявили нам, что де компании купцов Кулкова с товарыщи, как русские, так и камчадалы алеутами побиты, и судно ими же разломано».
Я думаю, насколько нелюбопытны, непатриотичны наши вершители телевизионного пространства, предлагаю нашему вниманию такую сериальную серость, которую нормальному человеку смотреть, все равно, что испытывать муки изощренных пыток. Сколько полезного, захватывающего можно бы почерпнуть в нашей истории… Вот история, например, хождения тотемских солеваров через Сибирь и океан к алеутам… Читаем Василия Берха дальше, и какие сюжеты открываются нашему воображению….
Четыре дня идет кровопролитное сражение промысловиков морехода Коровина с алеутами, вероломно напавшими на лагерь. Двое русских промышленников были убиты. Алеуты месяц держали русских в осаде. Пришлось оставить юрту и перейти на корабль, закопав большую часть продуктов у юрты. Скоро начиналась цинга, у промышленников кровоточили десны¸ вываливались зубы, умирали люди. А конца и края зиме не было видно.
Весной промышленников тайно предупредили о скором нападении алеутов.
Была объявлена тревога. Каждый член экипажа занял свое место, образуя круговую оборону для того случая, когда алеуты обрушатся на «Троицу» со всех сторон.
Если бы не предупреждение, русские попались бы на хитрость алеутов. Те с приветливыми лицами приплыли на 40 байдарах с предложениями дружбы и торговли и пытались окружить судно и подойти вплотную. Когда байдарщиков отпугнули выстрелами вверх, и они начали метать свои стрелы. Русские открыли огонь из ружей. Алеуты отступили.
Коровинцы недоумевали: откуда, от кого исходит опасность, кто и почему натравливает алеутов на русских?
30 марта на «Троицу» к Коровину прибыли еще четыре человека с «Захария и Елизаветы». Это были уже тотемцы Степан Корелин, Дмитрий Брагин, Григорий Шавырин и устюжский крестьянин Иван Коковин.
Вот что они рассказали: «…островитяне напали на зимовье покойного Дружинина, и хотя промышленники, в оном засевшие, стреляли в них из ружей; но, видя, что они продолжают свое нападение, решились по четырехдневной осаде сделать вылазку. Отважные Россияне, Шавырин и Коковин, кинулись первые на диких, и последуемые товарищами своими, положили на месте троих, ранили многих, а остальных разогнали. Во время осады показывали им дикие с торжеством одежду и оружие тех промышленников, кои, быв посланы осматривать клепцы, учинились их жертвою.
Сохраня отважностию и смелостию жизнь свою, спустили Россияне немедленно байдару, и решились плыть к селению Калактак, где находилась вторая артель. Достигши до места сего, удостоверились они скоро, что и сии товарищи их более не существуют, а посему и положили плыть в гавань, где стояло их судно. Зрелище, которое им здесь представилось, поразило их еще более. Судно нашли они разломанным, а взморье покрытым трупами их товарищей. Несчастные промышленники сии, претерпев еще множество разных нападений и бедствий, достигли уже в Марте следующего года до корабля Ивана Коровина, в таком изнурении, что Шавырин испустил дух свой… ».
О страданиях и подвигах мореходов и купцов, чуждых пролетарскому мышлению, после революции семнадцатого года было основательно и намеренно забыто… И забыто настолько, что в свое время поиски и находки Станислава Зайцева, утверждавшего, что Тотьма была метрополией Русской Америки, казались бредом умалишенного…
…А между тем часы наши отсчитывали последние минуты перед посадкой на самолет в Сан-Франциско. И тут потерявший всякую надежду улететь с нами Колычев, встрепенулся. Билет он заказывал по интернету. А эта информационная паутина, опутавшая весь мир, должна была хранить все данные его проездных документов.
И верно, при предъявлении паспорта девушка на терминале невозмутимо набрала фамилию Колычева и тут же выдала дубликат билета. Ильин на радостях бросился ее целовать и едва не угодил в лапы полицейских. Здесь в Америке такие выражения чувств расценивают как известные всем домогательства…
- 3. Кусков и Зайцев
Сентябрьским утром 1809 года из туманной бухты Новоархангельска, столицы Русской Аляски, вышли два трехмачтовых судна: «Святитель Николай» под управлением штурмана Бусыгина и «Кадьяк», на котором плыл верный помощник и правая рука Правителя Русской Америки Баранова тотемский мещанин Иван Кусков.
Им было поручено отыскать тихие и удобные бухты для закладки в Северной Калифорнии крепостей, под прикрытием которых выращивать в теплых и благодатных калифорнийских землях продовольствие для промышленников Аляски.
Высокий, с утонченными чертами лица, решительный и требовательный, в то же время дипломатичный, добивающийся всего не грубым напором, а разумением и политесом, в обхождении с подчиненными прост и уважителен, но в то же время строг…
Иван Александрович Кусков, еще один славный выходец из Тотьмы, дослужившийся до звания вице-губернатора Аляски.
Рассказывали, что якобы отец Ивана пытался заниматься в Тотьме соляным промыслом и выкупил в рассрочку варницу. Но дело не пошло, варница сгорела, оставив лишь неподъемные долги купцу Нератову. Тогда, якобы, выручая семью, Иван и запродал себя купцам, ведущим пушной промысел в Сибири и на островах в Тихом океане для отработки долга.
Уже в Иркутске, занимаясь организацией промыслов и строительством кораблей для плавания в океане, Кусков показал себя с лучшей стороны, рассчитавшись с долгами и зарекомендовав себя как человека деятельного и всесторонне полезного. Тогда-то Шелиховы, имевшее основной пакет акций Русско-Американской кампании и предложили Баранову, назначенному главой РАК на Аляске, взять себе в помощники столь толкового и расторопного парня.
К этому времени относится и женитьба Кускова, и она связана с трагическими обстоятельствами в жизни русской колонии. Доверчивы и открытые русские поселенцы передоверились женщинам местных племен, которые имели беспрепятственный вход в крепость Ситху, и тем самым знали все. И вот когда большинство мужчин поселения было на промысле, индейцы напали на городок и устроили резню. Катерина в то пору была еще девчонкой. Она была дочерью устюжского морехода Прохора Алексеева и соответственно дочери вождя племени калошей. Она смогла незаметно покинуть селение и спрятаться в лесу. Здесь и нашел ее Иван Кусков, который спешил со своим отрядом на выручку Баранову, приютил сироту, а по достижению возраста женился на ней.
И вот под руководством Ивана Кускова в 1812 году, в самый разгар Отечественной войны в России с нашествием наполеоновских войск, на Американском континенте в Калифорнии на высоком берегу Тихого океана была заложена и в кратчайшие сроки построена крепость Росс.
Десять лет Иван Кусков был правителем русской колонии в Калифорнии. Здесь на судоверфи строились новые суда, в полях выращивались овощи, хлеб, работали мельницы, цвели сады и на зеленых холмах паслись коровы – холмогорки. Кусков занимался не только торговлей и хозяйством, но и проводил широкую исследовательскую работу, обучал индейцев земледелию. Его жена, внучка вождя племени калошей, Катерина Прохоровна учила индейцев грамоте, собирала словарь индейских диалектов, вела этнографическую исследовательскую работу.
31 год своей жизни он посвятил служению Русской Америке за 10 тысяч верст от родного дома, связав своей судьбой Тотьму и Северную Калифорнию.
За заслуги перед Отечеством в 1804 году Кускову вручена камергером царского двора графом Рязановым, прибывшим из Ново-Архангельска, медаль «За усердие» на владимирской ленте для ношения на шее, а и 1806 году присвоен чин коммерции советника, очень высокий чин, которого было в России удостоены всего пять человек.
В 1821 году И.А. Кусков ушел в отставку и вместе с Катериной Прохоровной вернулся в родную Тотьму, где вскоре скончался и был похоронен в Спасо-Суморином монастыре.
Тотьма и Русская Америка переплелись в судьбе этого человека, в честь которого, к 200-летию США, как национального героя Соединенных Штатов, русскими, живущими в Америке, была отчеканена медаль. А крепость Росс бережно сохраняется и по сей день. Ныне там национальный парк и памятник штата Калифорния.
А вот в Тотьме с памятью дела обстояли гораздо хуже. Плита с могилы И.А.Кускова исчезла. По всей вероятности она была положена в основание общественной бани. Потом исчезла, сравнялась с землей и сама могила. И только страстными стараниями, бескомпромиссной борьбой с чиновниками Станислава Зайцева, была восстановлена память об этом замечательном тотьмиче. Теперь в Тотьме есть набережная имени Кускова и есть музей И.А.Кускова, однако могильная плита так и не была найдена..
Так случилось, что переплелись неразрывно через Америку и Тотьму две судьбы: Ивана Кускова и Стаса Зайцева.
В сорок пятом едва живого отца Станислава Зайева освободили из немецкого плена американцы. И того был туберкулез открытой формы. Американцы вылечили русского солдата, откормили, одели и обули. В Тотьму он вернулся в желтых американских ботинках, которым сносу не оказалось. Они остались памятью у Стаса. И до сих пор отцовские ботинки хранятся в семье Станислава, хотя сам он давно упокоил свою буйную головушку…
В 1991 году вместе с командой деревянного коча «Помор» отправился он из Мурманска к далеким берегам Аляски, стремясь повторить подвиг тотемских мореходов. В первый сезон они дошли до мыса Шмидта, где судно оставили на зимовку. На следующий год экспедиция возобновилась. Мореходы дошли до Ванкувера. И здесь поздним вечером Станислав пропал.
Было это в сентябре. Спустя год урну с прахом Зайцева доставил в Тотьму директор исторической ассоциации Форта Росс Джон Миддлтон. Труп Станислава обнаружили весной 1993 года в заливе напротив здания Морского музея. Загадочная, мистическая смерть.
- 4. Сан-Франциско – столица Русской Америки
Хотя была глухая ночь, в аэропорту Сан-Франциско нас встречали Зоя Градова, сотрудница старейшей русской газеты «Русская жизнь», и ее муж Игорь Градов, инженер, специалист в области лазерной хирургии глаз.
Надо сказать, что едва мы сошли с борта самолета, как попали в теплые дружеские объятия, из которых нас так и не выпустили все десять дней, пока мы снимали фильм о форте Росс.
Зоя ездила с нами неотлучно по всей Калифорнии, выступая в качестве и гида, и переводчика, и организатора съемок. По образованию она педагог. В Америку попала по политическим обстоятельствам. В годы студенчества она вышла замуж за поляка, который скоро стал лидером молодежной «Солидарности», которую жестко преследовали органы. Пришлось уехать почти тайно. Ее приютили русские из Сан-Франциско, поддержали, помогли определиться с работой, жильем.
Однако брак с польским мужем распался. За Игоря Зоя вышла после смерти его жены, которой она помогала в тяготах болезни и которая буквально передала, оставила ей Игоря…
Игорю сейчас за семьдесят. Но он энергичен, бодр, много работает, причем работает на дому, создавая виртуально, на компьютере сложнейшие инструменты для южнокорейских офтальмологических фирм.
Отец его был белым офицером, уехавшим после гражданской войны в Югославию, и погибшем там в борьбе с отрядами Иосифа Броз Тито.
Семья же Градовых жила в Латинской Америке, потом перебралась в Северную в Калифорнию, обосновавшись прежде на Русской речке.
И вот мы в гостях у Градовых закормленные, обласканные, окруженные вниманием… Мы дома. Мы не чувствуем себя в Америке.
Назавтра едем в Форт Росс. Дорога от Русской речки и залива Бодега Бей до крепости недалека, но волнительная до головокружения. Она пробирается петляя по скалам, то взбираясь на высоту, но опускаясь к белопенному океану, в котором валяются гигантские обломки скал. Наверное, это следы страшного землетрясения 1906 года. Если остановиться и прислушаться, то средь шума океанских вод хорошо различимы крики морских выдр – каланов, которые в великом множестве нежатся на скалах.
Океанский ветер свеж, несмотря на палящее солнце, так что приходится надевать куртку. Это холодное течение, идущее от берегов Аляски приносит в Калифорнию свежесть. Говорят, Марк Твен когда-то написал, что самую холодную зиму он пережил летом в Калифорнии…
…Тридцатилетнее пребывание русских в Северной Калифорнии с 1812 по 1841 г.г. оставило глубокий след в американской истории.
Но вот и крепость Росс за мощным забором из тесаных топором красноватых плах секвойи. Огромные эвкалиптовые деревья у входа, посаженные еще русскими поселенцами.
Мы открываем ворота и попадаем в русский мир. Знакомая по Тотьме архитектура трехскатых крыш. Казарма, дом правителя, Кускова, пушки, часовня в зарослях субтропических цветов, кладбище за забором, на котором под деревянными крестами покоятся тела 250 русских колонистов и алеутов, ставших со временем помощниками русских промышленников в Америке…
Тридцать один год пребывания русских в Калифорнии оставило глубокий след в народной памяти.
Так названная И.А.Кусковым безымянная речка Славянкой, впадающая в залив Румянцева, ныне это залив Бодега Бей, впоследствии превратилась в Русскую.
За все эти годы у русских не было ни одного конфликта с индейцами, пушки и мушкеты крепости не стреляли. Отношения с местным населением строилось на сотрудничестве, взаимовыручке, обмене и торговле, в то время когда испанские колонисты вели жестокую на истребление войну с индейцами...
После продажи колонии в 1841 году русские отсюда окончательно не ушли. В Калифорнии остались интересы России и Русско-Американской кампании.
В 1922 году Русская речка стала притягательной силой для русской эмиграции первой волны. В какое-то время русские были здесь преобладающим населением. А Сан-Франциско до сих пор считается столицей Русской Америки.
В 1906 году после страшного землетрясения в Калифорнии разрушенный Форт Росс был частично восстановлен при участии «Золотых сынов Калифорнии». Но восстановлен неправильно, исчезли стены, дорога проходила прямо по крепости. Поэтому русскими эмигрантами был создан «Комитет Форта Росс», который связался с архивами Аляски, библиотекой Конгресса США, чтобы восстановить строения крепости в оригинале. Из этого комитета впоследствии выросло Русское историческое общество. Эмиграция первой волны сохранила не только крепость Росс, но и массу документов по истории России.
Чувство, потребность ощущать себя русскими где-то лежит в глубинах души, оно необъяснимо.
Здесь на русском островке среди англоязычного океана, они спасали историю России, зная, что она будет востребована.
Сегодня у Форта Росс два хозяина, это государство в лице управления национальных парков, которое финансирует парк и его небольшой штат, и ФРИА – историческая ассоциация «Форт Росс» со своим советом директоров и волонтерами, существующая на пожертвования.
Форт Росс играет большую роль в образовании школьников. После четвертого класса школьники приезжают в русскую крепость, чтобы погрузиться в историю. Они надевают сшитые самостоятельно русские костюмы, ночуют в сторожевых башнях между пушек в спальниках, несут караул, обходя с мушкетами территорию, готовят на костре пищу, стреляют из пушек, играют… За год таким образом через крепость Росс проходят тысячи американских школьников.
Нужно сказать еще о доброжелательности и радушии, с которым встречают гостей из России в Калифорнии русские и американцы, занимающиеся историей Русской Америки.
Глава 7
Джон Миддлтон – друг России
Мы прилетели в Северную Калифорнию для съемок документального фильма к 200-летию Форта Росс.
Сегодня, как и двести лет назад он несет свою службу на берегу Тихого океана, охраняя историю и добрую память о русском народе на Северном континенте Америки. Его служители - американцы и русские - так же свято берегут историческую память…
Хенк Бирбаум - первый служитель крепости Росс, которого мы встретили здесь. Он американец. Пятнадцать лет до того, как стал служителем музея Форт Росс, провел на Байкале, где работал егерем. На Байкале он был женат на русской, но первый брак распался, Хенк женился вторично на русской и вместе с ней перебрался в Америку. Он скучает по Байкалу, по тайге. Но у Хенка матери уже около девяноста лет, нужен уход и пригляд, а перебираться в Россию она не захотела, вернее не захотел, как сказал Хенк, ее бой-френд…
Я спросил Хенка, почему вернувшись из России, он нашел работу снова связанную с Россией.
Хенк постучал себя по груди:
- Это необъяснимо, это живет в моей душе…
Еще одна встреча. Джон Миддлтон. Он - настоящий американец. Он же одновременно - русский патриот. Каждый раз, когда он приезжает в свой лесной домик на берегу Великого Тихого океана, он надевает черный бушлат, черный орленый картуз, вешает на грудь боцманскую дудку и поднимает над своей усадьбой флаг Русско-Американской кампании. В океан он выходит под андреевским флагом.
В России Джон занимался изучением истории мореходства, и за особые заслуги ему было присвоено звание почетного лейтенанта российского флота. И это звание он с гордостью носит.
Прапрадед Джона Миддлтона Генри Миддлтон был одним из первых американских дипломатов, служивших в России. Джон рассказывал, как однажды на приеме его представили Генри Киссинджеру.
- Знакомая фамилия, - сказал бывший госсекретарь США.
И тут Джон вспомнил про своего предка.
- Да, то был наиболее известный Генри, - ответил Киссинджер.
…Сейчас Джон Миддлтон занимается формированием музейных экспозиций в форте Росс и готовится к 200 – летнему юбилею этой знаменитой русской крепости в Северной Калифорнии. Джон разрабатывает эскиз ордена Кускова, которым, по его мнению, должны быть награждены русские и американцы, внесшие наибольший вклад в сохранение памяти о Русской Америке.
Еще он собирает деньги на строительство большого парусника образца 18 века, на котором можно было бы спасать трудных подростков от дурного влияния улицы.
Вот у такого замечательного человека гостили мы, распивая чаи из русского самовара, удивляясь коллекции русской старины, собранной Джоном на протяжении полной приключений жизни.
Удивительно было видеть, перелетев на американский континент через океан, человека, который так много знал о нашей истории и географии. Узнав, что я вырос на реке Шексне, он тут же принес старинную фотографию экипажа какого-то морского судна. Я пригляделся и увидел на бескозырках моряков надпись «Шексна». А еще он рассказал, что был первым американцем, посетившим в 1990 году спустя сто шестьдесят семь лет после Катерины Прохоровны Кусковой, индейской жены Кускова, замечательный город мореходов на Сухоне - Тотьму.
Для чая специально по случаю нашего приезда был выставлен дореволюционный сервиз, привезенный Джоном из Питера. Джон говорил, что этот сервиз якобы когда-то был на крейсере «Авроре».
Джон замечательный рассказчик.
Его и еще нескольких его коллег - исследователей морской истории - пригласили на празднование 300-летнего юбилея Санкт-Петербурга.
Разместили их на проживание в царских палатах, чем немало поразили и растрогали. Но рано утром пришел офицер и объявил, что они должны идти в тренировочный поход на шестивесельных ялах. И как не сопротивлялись наши гости, офицер настоял на своем предложении.
В соперниках у наших героев были молодые, тренированные курсанты военно-морских училищ, а Джону и его товарищам было далеко за сорок.
- Мы гребли изо всех сил, - рассказывал Джон, - но пришли последними, причем через двадцать минут после предпоследней шлюпки. Это был позор всему американскому флоту и самой Америке. Но отступать было некуда.
В день празднования юбилея на морском берегу собрался весь цвет России, а так же все важные персоны из посольства и Генерального консульства Америки.
Мы упирались так, что глаза вылезали на лоб. Мы думали, что дело кончится инфарктами. Мы шли последними. Но когда мы завернули за островок, на котором стояла Чесменская колонна, и где зрители не могли нас контролировать, то увидели, что все шлюпки с российскими моряками дожидаются нас. Они пропустили нас вперед, и весь оставшийся путь делали вид, что догоняют, пока перед финишем одна из шлюпок не обошла нас под восторженные крики публики. Русские моряки всем своим видом показывали, что они вымотаны до предела в борьбе с нами.
Ко мне подошла симпатичная американка и поздравила меня. Мы поговорили с ней о том, о сем, а потом я спросил, как ее зовут. Она сказала: Пег. И я спросил Пег, чем она занимается. Она ответила, что она американский дипломат в России.
После чего она наклонилась ко мне и сказала:
- Как это было благородно с вашей стороны, что вы уступили первенство русским.
…Я думаю, что орден Ивана Кускова будет отчеканен в России к предстоящему юбилею и, верно, одним из первых в списке награжденных будет Джон Миддлтон.
Глава 6
В индейском лесу
Мы много смеялись в тот день у Джона, но солнце уже опускалось в океан, а нам нужно еще было ехать в лесную деревеньку Наполис к Робин Джой, ирландке, служительнице Форта Росс, которая приглашала нас поночевать в ее доме.
Нам дали номер телефона Робин, написали название деревни, кажется, оно звучало так: Стюартпойнт, после которой нужно было сворачивать в лес. И мы поехали, даже не подозревая, что здесь, в этой обустроенной и освоенной цивилизацией Америке можно легко заблудиться.
В нашем распоряжении был роскошный «Кадиллак», выделенный в Сан-Франциско безо всяких условностей и формальностей семейством русских эмигрантов Градовых на нужды экспедиции.
«Кадиллак» более походил на пароход, чем на автомобиль, и поэтому, когда он оказался на узкой лесной дороге, петляющей средь огромных секвой, нам стало не по себе. А тут еще совсем стемнело. В свете фар мы прочитали табличку, привешенную на дереве, гласившую, что на протяжении 47 миль сервис отсутствует.
Дорога то карабкалась вверх на склоны лесистых гор, то опускалась вниз, то шла меж теснин, оскалившихся гранитом, то проходила под сводами чудовищных переплетений корней невероятно огромных деревьев, которым было, может быть, по тысяче, а может и больше лет…
Мы ехали в полную неизвестность и не имели возможности повернуть назад. Но что удивительно, дорога была асфальтирована и совсем не разбита, какими обычно бывают наши районные дороги. А вообще-то с чего им быть разбитыми? Кто по ним ездит? Кстати, ни одной машины с лесом я не видел на дорогах Калифорнии.
Тогда какой умник построил дорогу в никуда? Да если бы это было у нас, то через два года ни этих секвой, ни красного калифорнийского кедра здесь уже не было бы.
Мы остановились, вышли, чтобы послушать лес. Кругом была жуткая тишина. Захотелось домой. Но над нами, сквозь ветви дерев, светились крупные звезды, и родная Большая Медведица висела прямо над головой, успокаивая растревоженные чувства. Ничего не оставалось делать, как ехать дальше в дебри индейского леса. Когда-то давно и наши соотечественники пробирались этими девственными лесами, стараясь избегать стычек с индейцами.
И здесь в Северной Калифорнии, как гласит история, у русских колонистов и промышленников, благодаря умной и взвешенной политике Ивана Кускова, не было столкновений с местным населением. Тогда как у испанцев, ставивших свои форты и миссии южнее, и насаждавших свое присутствие на полуострове огнем и мечом, были ужасные кровопролитные драмы.
Мне вспомнилась история Прохора Егорова, каторжанина, присланного в Форт Росс из Сибири для отбывания оставшегося срока.
Его бунтарский характер не удовлетворился сытой и теплой калифорнийской жизнью. Он сбежал с плантаций Форта Росс к индейцам, вошел к ним в доверие и стал командовать всеми военными операциями, которые те проводили против европейцев. Главным врагом для индейцев были испанцы. Индейцы брали одно за другим поселения своих врагов, предавая их огню и мукам, не оставляя в живых никого.
Была взята и сожжена дотла миссия святой Инессы, а испанцы поголовно истреблены. Восстание индейцев принимало такие ужасающие масштабы, что испанский губернатор не в силах был что – либо ему противопоставить.
На помощь испанцам пришел правитель Русской Америки на Аляске Муравьев. Он прислал испанцам два военных корабля, оснащенных пушками. Индейцы были принуждены к миру.
Прохора Егорова индейцы обвинили в измене и жестоко замучили.
Где-нибудь здесь в этих калифорнийских дебрях тлеют косточки русского бунтаря Прохора Егорова. А может быть это его неприкаянная тень встает меж тысячелетних деревьев?
Нет. Это был не Прохор Егоров. Это темнел дом, скорее всего современный индейский вигвам…
Сквозь дверные щели пробивалась узкая полоска света. Мы пошли к дому и тут увидели, как будто бы из ниоткуда стали появляться люди. Это были современные индейцы. Они вполне доброжелательно встретили нас, пытаясь понять, что ищем мы в такую ночь. Но языков кроме русского мы не знали, а индейцы не знали русского.
Мы протягивали бумажку с номером мобильного телефона Робин, но связь в лесу не работала.
Во второй деревне, прочитав адрес, нас отправился провожать молодой индеец. Наконец-то дорога пошла под уклон и стала расширяться. Еще через час, покинув асфальт и проехав грунтовкой километра три, мы взобрались на лесную поляну, на которой под электрическим фонарем стоял хрупкий щитовой домик Робин Джой.
Служительница Форта Росс жила совсем одна среди этого ужасного волшебного леса.
Мы увидели, что Робин в беспокойстве мечется на освещенной площадке перед домом, видимо, тревожась за нашу судьбу. И тут внизу на дороге, где мы проезжали десять минут назад, началась беспорядочная пальба.
Мы подкатили на своем «Кадиллаке» к дому Робин, более похожему на дачную веранду, чем на крепость, призванную охранять хозяев от лесного зверя и разбойников. Робин была счастлива, хотя и с ней мы могли общаться только на пальцах.
- Что там за пальба? – показали мы в сторону перестрелки.
Она покрутила пальцем у виска и махнула рукой.
Было уже два часа калифорнийской ночи. Робин накормила нас кукурузными лепешками с мясным фаршем и уложила спать.
В моей комнате висели два портрета крепких молодых парней в солдатской форме. Это были старшие сыновья Робин, которые служили в Афганистане. Младший тринадцатилетний школьник жил с ней в этом лесу.
Робин уже тридцать лет работает в Форте Росс, водит экскурсии с туристами, играет в историю с ребятами, приезжающими в крепость. По версии она алеутка с острова Кадьяк, крещеная, и зовут ее Верой. Форт Росс - ее судьба и жизнь.
Утром мы пили с Робин кофе, сидя в креслах перед домом. Солнце еще не выбралось из леса. Лес дымил туманом, пели какие-то птицы на чужом языке. Мы молчали, но нам и так было хорошо.
Глава 7
Что значит быть русским в Америке?
Снимая этот документальный фильм, я задавал молодым русским американцам вопрос: «Что значит быть русским в Америке?» И я не получал ответа. Оказывается, многие так же задавали этот вопрос и себе, и своим друзьям.
Потребность ощущать себя русским где-то лежит в глубинах души, оно не объяснимо.
Но для вынужденной эмиграции первой волны ответ был понятным.
Здесь на русском островке среди англоязычного океана, они спасали историю России, зная, что она будет востребована. Они были свидетелями этого кровавого погрома, свершившегося в России. И они были уверены, что такая власть долго не удержится. Недавно в Америке скончалась в возрасте 103 лет балерина Семенова. Она родилась при царе Николае втором и застала еще Президента Медведева. История коммунистической России уложилась в менее чем в одну человеческую судьбу.
Россия на новом месте начиналась со строительства церкви и школы. Среди эмигрантов, как правило, не было богатых людей. Вера, общинный принцип жизни позволил им поднимать храмы, сохранить человеческое достоинство, не раствориться в этом океане. Они не были врагами коммунистической России. Они понимали и любили русский народ, свою Отчизну, сопереживали ей. И на сегодня Конгресс русских американцев, в котором более двух тысяч человек, является влиятельной силой, имеющей авторитет на Капитолийском холме и Белом доме, поднимает голос против русофобии, остаточных явлений холодной войны.
Православные общины, кают-кампания, союз ветеранов войны, русские скауты, Русский центр, русский музей, историческая ассоциация Форт Росс, конгресс РА.
Первая и вторая волна эмиграции пронесли высоко честь русского человека, где бы они ни оказывались. Дела их, вклад в историю и культуру, экономику стран, где они жили, очень высок.
Настоящее потрясение охватило нас при посещении Сербского кладбища в Сан-Франциско, где покоятся русские люди. Какие ярчайшие имена и фамилии собраны здесь. Только тут понимаешь всю глубину произошедшей катастрофы в 17-м году.
Если говорить о последней волне эмиграции - экономической, то для нее не было того железного занавеса, отделявшего почти столетие уехавших от родины. Можно не один раз вернуться на Родину, есть интернет, скайпы… И нет той глобальной задачи сохранения в себе России. Многие отдаются на произвол волн, и их поглощает пучина англоязычная… Через поколение-два они уже забудут язык, традиции. Но не всех ждет эта учесть.
Очень многие держаться за язык, за веру, за свою русскость. И это чувство, думаю я, потому так сильно, что предшествующие волны русской эмиграции подняли высоко в глазах американцев статус русского человека. Быть русским не стыдно.
Та таинственная связь с Родиной остается. И рассказывают они, что не могут без родины, словно разряжаются здесь батареи, аккумуляторы. И требуется им, словно Микуле Селяниновичу, припасть к родной земле, чтобы набраться сил.
И все чаще случаи, когда представители этой эмиграционной волны возвращаются домой, не пустив корешки на американской земле.
На встречах с американцами, и русскими, занимающимися историей мореходства и Форта Росс, родились некоторые предложения к предстоящему юбилею в 2012 году.
Правительству Вологодской области было бы целесообразно учредить нагрудный знак или медаль Ивана Кускова, для награждения русских и американцев, внесших наибольший вклад в сохранение исторической памяти о Русской Америке.
Одним из наиболее ярких исследователей и защитников истории Русской Америки и Форта Росс, был профессор Калифорнийского университета Николай Иванович Рокитянский. Он неоднократно бывал на Вологодчине, выступал перед общественностью, ездил в Тотьму для отыскания исторических материалов.
Так случилось, что Рокитянский умер в одиночестве. Его могила на Сербском кладбище несколько лет стояла без креста. Теперь его поставил Джон Миддлтон, активист Форта Росс, исследователь русской морской истории. Однако нет памятника и плиты. И эту заботы так же возьмет на себя Правительство Вологодской области.
Джон Миддлтон является инициатором и ведет переговоры по организации русско-американского шлюпочного похода курсантов военно-морских училищ от Санкт-Петербурга через Ладожское, Онежское, Белое, Кубенское озера в Сухону до Тотьмы, к этому походу по дороге подключатся белозеры, яхт клуб Шексны, детско-юношеский яхт клуб Виктора Колесова из села Устья на озере Кубенском, школа путешественников Федора Конюхова из Тотьмы и речное училище из Устюга.
Организаторы этого перехода намерены на заключительном этапе пройти берегом Тихого океана от залива Бодега Бей до Форта Росс и принять участие в праздновании.
Помимо фильма, который мы завершим нынешней осенью, у меня сама по себе из записей и разговоров сложилась книжка «Путешествие из Тотьмы в Калифорнию», главы из которой мы и печатаем сегодня в журнале «Лад».
Удивляет практическое отсутствие на Форте Росс, в сувенирных лавках самих сувениров. Может быть, стоит наполнить этот рынок вологодскими сувенирами, пока его не заняли китайцы? И Тотьма не может похвастать обилием сувенирной продукции по поводу морских открытий и освоения Русской Америки.
А тех, для которых дорога Родина, в одном только Конгрессе русских американцев состоит две с половиной тысячи. А всего в Америке 3 миллиона русскоязычных, сохраняющих себя и историю для будущих поколений.